Гостеприимство в эпоху первобытнообщинного строя
История возникновения гостиниц и гостиничного дела связана со всевозможными путешествиями, поездками, совершавшимися людьми. И люди, оказавшиеся вдали от мест своего постоянного жительства, должны были заботиться об обеспечении себя питанием, убежищем и отдыхом.
Путешествия вплоть до новейшего времени были связаны с риском, и путешественники шли на него не ради собственного удовольствия: купцы рассчитывали получить прибыль, паломников влекло в дорогу религиозное воодушевление, ученых-исследователей – познание мира, расширение своего кругозора и т. д.
Следует учитывать, что понятие «гостеприимство» шире, чем понятие «гостиничное дело» и сложилось еще в эпоху каменного века, когда начинаются первые торговые путешествия, складываются первые «торговые» маршруты. Обмен осуществлялся не только с соседними племенами, где он носил характер «дарообмена», если взаимоотношения были дружественными, или «немого» – если натянутыми или враждебными.
Необходимость подобного «дарообмена» вызывалась потребностью общества в широкой кооперации труда, обмене, защите от врагов, поддержании мирных отношений, установлении брачных контактов. На межобщинном уровне такие связи стимулировали и развитие престижной экономики.
Регулярный дарообмен между общинами сопровождался изобильными пиршествами (например, знаменитые «свиные праздники» папуасов). Именно укрепление межобщинных отношений дало толчок к развитию таких общественных институтов как гостеприимство, побратимство, адокция (адаптация).
В процессе обмена «товар» иногда мог пройти сотни, а то и тысячи километров, прежде чем доходил до потребителя. Нужность того или иного продукта порождала спрос на него, его могли специально «заказывать». На примере австралийских аборигенов и ряда племен Южной Америки были выявлены сходные черты в формировании и развитии обменных отношений, для реализации которых необходимо было преодолевать иногда весьма обширные пространства.
К эпохе неолита появляются специальные встречные пункты – прообразы рынков. Эти встречные пункты для обменных операций располагались, как правило, на стыке границ проживания нескольких дружественных племен. Очень часто праздники, на которые прибывали соседние племена, использовались и для обмена. Известно, что стали возникать специальные праздники, на которые собирались именно для обменных операций, т.е. торговли. Но договориться о получении необходимых товаров можно было и на церемонии похорон.
Активно развивалась посредническая торговля. Так, некоторые изделия находили более чем в 1000 км от места, где они были сделаны. Места произрастания или добычи того или иного продукта часто были четко локализованы. Это мог быть диорит, который использовался для производства топоров; охра – для раскраски тела; пичери – растение, из листьев которого производили наркотик, и др.
Фигура странствующего «торговца» считалась неприкосновенной. У австралийских «купцов» существовали специальные «посланнические жезлы», по которым их легко можно было узнать.
В эпоху же появления раннего металла и возникновения ремесел происходит интенсификация обмена. Он превращается из дарообмена в так называемый экономический обмен. Развитие же регулярного экономического обмена между общинами вело к дальнейшему упрочению ряда общественных институтов, в особенности гостеприимства, которое гарантировало чужакам, прибывшим с целью обмена, их жизнь и имущество. Дальнее развитие регулярных обменно-торговых связей вело к развитию института гостеприимства в формы типа куначества и побратимства.
Любопытные примеры бытования обычая гостеприимства у древних народов Европы мы находим в сочинениях римских авторов, описывающих своих северных соседей – германцев. Публий Корнелий Тацит отмечал, что ни один народ не является таким щедрым в гостеприимстве, как германцы. Считается грехом отказать кому-либо из смертных в приюте, каждый угощает лучшими кушаньями, сообразно своему достатку, когда угощения не хватает, то тот, кто сейчас был хозяином, делается указателем пристанища и спутником, и они идут в ближайший дом без всякого приглашения, и это ничего не значит. Обоих принимают с одинаковой сердечностью. По отношению к праву гостеприимства никто не делает различия между знакомым и незнакомым. Если, уходя, гость чего-нибудь потребует, то обычай велит предоставить ему эту вещь. Также просто можно требовать чего-нибудь, в свою очередь, и от него. Они любят подарки, но ни данный подарок не ставится себе в заслугу, ни полученный ни к чему не обязывает. Отношения между хозяином и гостем определяются взаимной предупредительностью.
Традиции гостеприимства, отличавшиеся у отдельных народов некоторыми чертами своеобразия, повсеместно имели сакральное обоснование: Гость – посланник Бога; Гость от бога – общераспространенная когда-то во всем мире пословица. В наши дни эта традиция наиболее ярко проявляет себя на Кавказе, где сохранились значительные пережитки первобытности. Кто не оказал почета гостю – у того поле не заколосится – говорили в Дагестане. Пословицы вайнахов говорят об этом следующее: С тем, кто не считается с гостем, не будет считаться и бог; Дом, куда не приходит гость, считается могилой; В дом, куда не приходит гость, не приходит и изобилие; Куда не заглянет гость – не заглянет добро. Поэтизация и художественная идеализация этого явления прослеживаются в фольклоре горцев: легендарный пращур чеченцев родился с куском железа в одной руке (символ воинственности) и с куском сыра в другой (символ гостеприимства); у осетин не соблюдавший законов гостеприимства навлекал позор не только на свою семью, но и на родственников и на ближайших однофамильцев. Свидетельством готовности оказать гостеприимство любому путнику в прошлом считалось наличие во дворе коновязи. Правила гостеприимства, безусловно, распространялись на людей иной веры и иной национальности. Строгое соблюдение адыгами обычая гостеприимства отмечено в сборниках адатов, составленных в первой половине XIX века: «Гостеприимство у черкес считается первейшей добродетелью, и гость у них, кто бы он ни был, есть особа неприкосновенная». Как отмечают исследователи, сосредоточение в кунацкой адыга всего лучшего (оружие, ковры, посуда и т.д.), что есть в доме, имело целью не только украсить помещение, но и подчеркнуть, что все в доме принадлежит гостю. Обычай также предписывал хозяину защищать гостя в случае нанесения ему обиды и всячески помогать ему в его делах, даже если это был преступник или кровник.
Применительно к карачаевцам В. М. Сысоев писал: «Гость у карачаевцев, как и у других горцев, считается священной и неприкосновенной особой, даже если он находится в неприязненных отношениях к хозяину». По мнению исследователей, чувство гостеприимства – одна из основных черт этнической психологии горских народов.
В традиционно-бытовой культуре народов Кавказа институт гостеприимства осуществлял важную социальную функцию: он позволял поддерживать интенсивные связи и контакты не только внутри одного этноса, но и между представителями разных народов. Как отмечает Б. Х. Бгажноков, исследовавший традиции адыгов, гостеприимство, «будучи своего рода эпицентром национальных и межнациональных контактов», играло важнейшую роль в «интенсификации, оптимизации общения внутри этноса и за его пределами». Автор начала XX века писал о Дагестане: «Можно смело утверждать, что только священный обычай гостеприимства дает возможность проникнуть в эту почти недоступную страну». Характерно, что у большинства народов существовала пословица: Дальний гость почетней ближнего. Именно в силу подобного убеждения с наибольшей пышностью и вниманием встречали на Кавказе путешественников-иностранцев, которые и оставили нам многочисленные восторженные отзывы о гостеприимстве кавказских народов.
У кабардинцев «дальние гости» в свою очередь также подразделялись на несколько категорий в зависимости от отдаленности места, из которого они прибыли: наиболее почетными считались «гости из других стран», затем – «гости, переехавшие через три реки (пять, семь, девять рек)» и «гости из других селений». При прочих равных условиях более почетным считался гость, прибывший из мест, лежащих в верховьях реки (по представлениям кабардинцев, верховье реки считалось более почетной страной, чем низовье). С особым уважением относились к гостям-чужестранцам и в Дагестане, независимо от их национальности и религии. При госте, если он не знал языка сельчан, говорили на понятном ему языке. Обычай предписывал дагестанским горцам быть более внимательными и снисходительными к человеку другой национальности, иного языка, волею судьбы оказавшемуся в чужом селе. Обычно ему прощали невольные промахи в поведении, происходившие от незнания местных порядков, которые «своему» никогда бы не простили.
С обычаем гостеприимства был тесно связан институт куначества, повсеместно распространенный на Северном Кавказе. Он близок по содержанию и к институту побратимства (посестримства). Куначество, по сути, было дальнейшим развитием обычая гостеприимства: частое гостеванье одного человека в семье другого сближало их и, в конце концов, могло сделать их кунаками. Если обычный гость оказывался под покровительством хозяина лишь на тот период, пока он находился в его доме, то кунаки были связаны между собой постоянными и нерушимыми узами дружбы, которой они должны были быть верны при любых обстоятельствах.
Исследователи справедливо подчеркивают, что одно из основных значений обычаев гостеприимства и куначества – их роль в установлении добрососедских отношений и сохранения мирных отношений между народами, общинами. И. Ф. Бларамберг так описывает эту сторону гостеприимства: «Если один кунак гостит у другого, его угощают самым наилучшим образом, в его распоряжение предоставляется все что только есть у хозяев... посредством этих индивидуальных связей все самые различные народы сближены. Часто случается, что знакомство, вытекающее из обязательств гостеприимства, перерастает в дружбу. Русские, живущие в пограничных с Кавказом районах, и особенно казаки на линии, имеют кунаков среди черкесов, чеченцев и других народностей, с которыми они поддерживают дружеские отношения».
Хан-Гирей (XIX в.) отмечал относительно адыгов, что «каждый старается иметь кунака в отдаленной стране и прибегает к нему в случае нужды, а посредством связей, каковые каждый имеет в чуждой земле, сближаются между собою все народы или по крайней мере есть возможность к взаимному их сообщению. Лучший и весьма употребительный способ обеспечить себя от разбоев на случай переезда из одного места в другое внутри гор, состоит в приискании надежного кунака, каковые охотно нанимаются в провожатые за умеренную плату и отвечают за ценность особы и пожитки путешественника. Частные люди и купцы не иначе ездят из Моздока в Грузию и из Кизляра в Дербент и Баку, как под покровительством кунаков».
Как видно из приведенных выше описаний, этнические и религиозные различия не препятствовали установлению куначеских отношений. Напротив, это в каком-то смысле даже способствовало их возникновению, поскольку, только став кунаком, человек иной веры или иной этнической принадлежности мог с уверенностью рассчитывать на безопасность своего путешествия и успех своей деятельности.
Так, И. Ш. Анисимов пишет относительно дагестанских горских евреев, живших в окружении мусульман: «Каждый горец-еврей имеет в других аулах своих кунаков, еврея или мусульманина, у которых он останавливается; также и каждый мусульманин. Армяне (черкесогаи), издавна жившие в Черкесии, осуществляя свою торговую деятельность, старались иметь кунаков среди адыгов. Грузины Тушети имели кунаков в Дагестане, в селении Хварши. По рассказам стариков, в сезон свадеб все взрослое мужское население находилось в Тушети, приглашенное на празднества. Когда у хваршинца рождался сын, тушинец преподносил своему кунаку в подарок ружье, кинжал или коня. Исследователи осетинской культуры отмечают, что куначество сыграло положительную роль в общении осетин с другими народами – русскими поселенцами на Тереке, грузинами, кабардинцами, ингушами и чеченцами, балкарцами, карачаевцами.
Грузины Горной Рачи, жившие по соседству с карачаевцами и балкарцами, заинтересованные в установлении тесных хозяйственных контактов с регионом Северного Кавказа, вступали в куначеские отношения с горцами соседних балкарских и карачаевских сел. Нередко куначеские отношения становились наследственными, передавались из поколения в поколение в течение десятилетий. Так, Михаил Лобжанидзе из с. Геби Онского района Грузии в конце XIX в. стал кунаком балкарской семьи Шаваевых, поскольку часто бывал в их селе в связи со своими торговыми делами – он закупал молодняк мелкого рогатого скота в с. Верхний Чегем, затем растил его и продавал. Трое его сыновней – Георгий, Лука и Серго – также часто бывали у балкарских кунаков, а Лука даже жил у них в течение года, чтобы выучить язык. Когда в 1944 г. балкарцев выселяли, Шаваевы оставили своим кунакам на хранение кое-что из имущества, в том числе бочонок меда. Вернувшись через 13 лет домой, Шаваевы получили все обратно в целости и сохранности.
Установление куначеских отношений между представителями различных народов Дагестана (или представителями различных общин одного народа) зачастую было обусловлено развитием торговых связей: мастера-ремесленники, сбывая свой товар, объезжали самые отдаленные аулы! По установившемуся обычаю, когда, например, балкарец приезжал торговать посудой в аул, где у него не было кунака, то первый встретившийся обязан был пригласить торговца к себе в гости и оповестить о его приезде сельчан. Он же сопровождал торговца по селу, пока тот не продавал весь товар. Так же происходила торговля различными фруктами и другими товарами. В Дагестане, как и в других районах Северного Кавказа, было распространено наследственное куначество, когда тесные дружеские отношения поддерживались семьями на протяжении нескольких поколений. Семья, имевшая много кунаков, пользовалась уважением в селе, поэтому каждый по возможности старался иметь своего кунака в других селах, и особенно среди представителей соседних народов. Эта форма личных связей помогала не только решать проблемы повседневной жизни, но и улаживать межобщинные распри и конфликты.
Несмотря на сложные природно-географические условия, даже самые отдаленные дагестанские аулы никогда не были совершенно изолированы от окружающего мира. Русский путешественник, побывавший в Дагестане в конце XIX века, с удивлением отмечал: «Здесь всякий переход из аула в аул, от общества к обществу – своего рода подвиг, риск и во всяком случае большой труд. И однако люди общаются здесь не в пример легче, чем, например, живущие в наших равнинах».
Следует отметить, что для народов Кавказа характерно особое отношение к дружбе, особенно дружбе мужской. Престиж верности дружбе, ее ценности отражен в многочисленных пословицах (Оставшийся без друзей споткнется тысячу раз; Сто друзей – мало, один враг – много; Если у тебя есть друг, следи, чтобы тропа к его дому не заросла травой; Шуба хороша новая, а друг – старый; У кого хорошие друзья, у того родник любви не иссякнет»). Хан-Гирей, замечая, «сколь много производит дружба между горцами Кавказа спасительных связей», в то же время указывал на случаи «коварной измены», и на тех преступников, которые становились в результате этого «предметом народного презрения»: «Честные люди теряют к ним уважение и гнушаются их сообществом..., а в прежние времена подобные изверги были изгоняемы из общества людей чтимых». Черкесы, «желая память изменников коварных предать проклятию потомства», говорили: «Бог дружбы да накажет злодея!».
Фольклорные произведения народов Кавказа изобилуют красочными описаниями того, как полагается кунакам, побратимам, в том числе и представителям разных народов, вести себя по отношению друг к другу. Героические фольклорные произведения вайнахов «Илли» содержат массу примеров благородного поведения вайнахов по отношению, например, к своим кабардинским побратимам. Как отмечают исследователи, «чечено-ингушский фольклор с большой художественной глубиной воспевает героев-побратимов чеченцев, ингушей, русских, грузин, кабардинцев, кумыков, представителей других народов. На протяжении всей истории, живя в постоянных контактах с другими народами, знакомясь с их бытом, традициями, культурой и образом их жизни, народ мудро видел, что счастье не на пути вражды и зла к другим народам, а на пути добра и братства».