Между Фонтанкой и каналом Грибоедова в старом Петербурге располагалась Спасская часть. Она лежала по обе стороны от Садовой, главной в городе торговой улицы. От Гостиного Двора до Крюкова канала тянулись рынки. В Апраксином Дворе торговали дичью, фруктами, грибами и ягодами, на Сенном рынке — мясом и овощами, на Горсткином — рыбой, на Александровском — подержанными вещами, на Никольском — всем перечисленным сразу, и там же нанимали на работу прислугу и поденщиков. Местность изобиловала ремесленными мастерскими, амбарами, недорогими трактирами. Население было крестьянским и купеческим. Много жило в этом районе бойких ярославцев — русских янки. Кишмя кишели нищие, карманные воры, спившиеся с круга личности, дешевые проститутки. И хотя в советское время большинство рынков закрылось, район не потерял своего духа: здесь торгуют всякой недорогой всячиной, людно, много пьяных и бомжей, дома как-то особенно грязны и неухоженны. За каналом Грибоедова — Казанская часть, чуть более чистая и благоустроенная. Ее особенность — необычайно плотная жилая застройка (в основном середины XIX века), почти полное отсутствие зелени, дворы-колодцы.
Полуостров, образуемый каналом рядом с Сенной площадью, называют Петербургом Достоевского. Здесь романист прожил много лет, тут происходят основные события «Преступления и наказания». Петербург Достоевского — такой же топоним, как «Острова» или «Охта». Всякий в Петербурге покажет, как добраться до этой в некотором смысле измышленной части города. Вопрос о том, существует ли в реальности «Дом Раскольникова» или «Дом Рогожина» — то есть имел ли Федор Михайлович в виду вполне определенные адреса, лестницы и чердаки, дискуссионен. Петербуржцы, однако, твердо знают, где именно Свидригайлов подслушал разговор Сонечки и Родиона Раскольникова. И с этой виртуальной реальностью приходится считаться. Петербург Достоевского существует так же, как Лондон Диккенса или Париж Бальзака. Гулять здесь стоит, освежив в памяти историю, случившуюся однажды летом с неким Родионом Раскольниковым.
В июне 1999 года железобетонный козырек павильона станции метро «Сенная площадь» неожиданно обрушился на прохожих. 7 человек погибло, 13 было ранено. Место вообще считается несчастливым: станция метро сооружена на месте взорванной церкви Спаса на Сенной, первым архитектором которой был едва ли не Растрелли. На фундаменте церкви возведен огромный торговый комплекс «Пик». Площадь, прежде трущобную, к 300-летнему юбилею полностью реконструировали. Основной мотив — торговля сеном: скамейки поставлены на колеса от телег, чаша нового фонтана переделана из дореволюционной поилки для лошадей. Между тем сеном здесь перестали торговать еще в пушкинское время, здесь был самый большой продовольственный рынок в городе. Но реконструкция не так уж сильно испортила площадь: она и до нее была местом довольно некрасивым.
Дома на северной стороне площади разбомбили немцы, на их месте теперь сталинские жилые здания. От старого Петербурга осталась лишь гауптвахта, расположенная прямо напротив станции метро. В желтом ампирном павильончике (1820) прежде помещался караул, следивший за порядком на рынке, и арестантские помещения. Несколько дней здесь в 1874 году провел Достоевский, допустивший пару политических ошибок в заметке о пребывании киргизских депутатов в Петербурге. Сидя на гауптвахте, Федор Михайлович не мог не припомнить, что именно на Сенной его герой, Родион Раскольников, подслушал разговор о процентщице Алене и задумал ее убить, а потом здесь же, встав на колени, раскаялся в содеянном преступлении. На Сенной же герой другого романа, князь Мышкин, обменял у нищего свой серебряный крест на оловянный. Сейчас в гауптвахте располагается террариум петербургского зоопарка, что делает общую картину Сенной площади еще более странной.
Дом Мейнгардта, что на Садовой улице за Сенной площадью (№44), — типичный образец нелюбимой Достоевским «штукатурной архитектуры». Заказ владельца архитектору формулировался, по словам писателя, так: «Дожевское-то окно ты мне, братец, поставь неотменно, потому чем я хуже какого-нибудь ихнего голоштанного дожа, ну а пять-то этажей ты мне все-таки выведи жильцов пускать, окно — окном, а этажи чтоб этажами, не могу же я из-за игрушек всего нашего капиталу лишиться».
В 1831 году, в разгар холерной эпидемии, в доме Мейнгардта располагалась больница. Толпа черни, полагавшая докторов-немцев виновниками эпидемии, ворвалась сюда и убила нескольких врачей. Холерный бунт утихомирило только личное вмешательство Николая I. В этом же доме располагался трактир «Хрустальный дворец», где Раскольников фактически признавался в совершенном им преступлении и выслушивал исповедь Свидригайлова.
Изогнутый под прямым углом за домом Мейнгардта переулок Бринько (при Достоевском он назывался Таировым) был в середине позапрошлого века известен аж тремя дешевыми домами терпимости. В Таиров переулок заходил и Раскольников. «Тут есть большой дом, весь под распивочными и прочими съестно-выпивательными заведениями, из них поминутно выбегали женщины, одетые, как ходят «по соседству» — простоволосые и в одних платьях. В двух-трех местах они толпились на тротуаре группами преимущественно у сходов в нижний этаж, куда, по двум ступенькам, можно было спускаться в разные весьма увеселительные заведения». Одной из местных фей, Дуклиде, Родион дал 15 копеек — деньги, на которые он вполне бы мог сытно пообедать.
Далее на Садовой, за любопытным Музеем железнодорожного транспорта, расположился Юсупов сад — часть огромной усадьбы князей Юсуповых. Главный фасад дворца, возведенного Кваренги, выходит на Фонтанку, в сторону парка обращены белоколонный портик и протяженная терраса с широкой лестницей.
От Садовой к каналу Грибоедова (при Достоевском он назывался Екатерининским) ведет Кокушкин переулок. В его створе — Кокушкин мост, выходящий на Столярный переулок. Здесь Раскольников на следующий день после убийства решил: «Бросить все в канаву, и концы в воду, и дело с концом».