За Манежем высится громада Исаакиевского собора. Самый большой в России храм строился 40 лет, с 1818 по 1858 год. Выбор названия не случаен: 30 мая, день, отведенный в православном календаре святому Исаакию Далматскому, — это также и день рождения Петра Великого. Храм в xviii веке трижды перестраивали: каждый следующий император находил, что проект недостаточно хорош для столицы, основанной самим Петром. Наконец за дело взялся француз Огюст Монферран. В самом решении поручить строительство православного собора никому не известному католику было что-то типично петербургское. При всей монументальности собор непропорционален: купол чрезмерно велик и как бы придавливает и основной массив храма, и четыре небольшие звонницы по его углам — претендуя на пятиглавие московских церквей, он скорее напоминает собор Святого Павла в Лондоне. Тем не менее неуклюжий его силуэт вписался в панораму города и стал наряду со шпилями Петропавловского собора и Адмиралтейства одной из высотных доминант столицы.
Справа от сквера — дом Мятлевых (№9). Сейчас это городская прокуратура, а в 1920-е годы здесь помещался Государственный институт художественной культуры (гинхук) — центр русского авангарда, где работал и жил Казимир Малевич.
Дальше, друг напротив друга, стоят построенные одновременно в 1912 году гостиница «Астория» и здание бывшего германского посольства, ныне «Дрезднер Банк». Великий немецкий архитектор Петер Беренс возводил здание германского посольства в стиле мощной неоклассики. С крыши посольства на «Асторию» глядели два исполинских обнаженных германца с огромными конями-тяжеловесами, взятыми под уздцы. Летом 1914 года патриотическая толпа в знак начала войны с извечным врагом славянства тевтонами разгромила германское посольство и сбросила бронзовых конников с их скакунами в Мойку.
«Стоит император Петр Великий. Думает: «Запирую на просторе я». А рядом, под пьяные крики, строится гостиница «Астория», — писал в 1912 году Владимир Маяковский. На фоне классического Петербурга открытая 90 лет назад гостиница «Астория» выглядела невероятно модной и современной. Строил ее Федор Лидваль, самый известный и респектабельный архитектор в столице. Снаружи все по-немецки солидно, облицовано суровым финским гранитом из каменоломен Антреа, а внутри — бары (последний крик моды начала века), карельская береза от фабрики Мельцера, вологодский лен, фарфор Императорского завода, французская бронза, звукоизоляция из пробки, два ресторана (один из них под стеклянной крышей).
В 1987-м изрядно обветшалую, но все еще сохранившую интерьеры Лидваля «Асторию» решено было реконструировать. За дело взялись финны. Они предложили разрушить находившуюся рядом гостиницу «Англетер», где в 1925 году, перерезав вены и написав «До свиданья, друг мой, до свиданья», повесился Есенин, и возвести на ее месте зеркальное отражение «Астории». Но ленинградцы, для которых аутентичная архитектура оставалась одним из немногих живых напоминаний о былом столичном статусе, впервые за 70 лет взбунтовались. Огромная стихийная демонстрация чуть не привела к открытому столкновению с властями, однако закончилась компромиссом в горбачевском духе: «Англетер» снесли, но восстановили затем в прежнем виде.
В прошедшие после реконструкции 12 лет гостиница оставалась одной из самых престижных в Петербурге, соревнуясь с «Европейской» и «Невским Паласом». Всегда находились любители останавливаться именно здесь (скажем, чета Ростроповичей или Михаил Шемякин). Близость отеля к Законодательному собранию, расположенному в Мариинском дворце, сделала гостиничные бары местом встречи петербургских политиков и лоббистов. Несколько лет назад прямо напротив городской прокуратуры при выходе из гостиницы, где в это время заседал Всемирный банковский конгресс, были расстреляны грузинский вор в законе, его спутница и водитель.
Дальше к югу, через Большую Морскую улицу, Исаакиевскую площадь фланкируют два дома, построенные в 1853 году для Министерства государственных имуществ. В фасадах варьируются мотивы венецианского ренессанса.
Памятник Николаю I, всю жизнь не слишком удачно пытавшемуся подражать своему великому предку Петру («В нем немного от Петра Великого и много от армейского прапорщика», — писал Пушкин), — реплика Медному всаднику. Но насколько Медный всадник монументален и обобщен, настолько памятник Николаю — единственный в мире конный монумент, имеющий только две точки опоры, — подробен и литературен. Николай — император-рыцарь в полной парадной форме Кавалергардского полка, кирасир на поднятом на дыбы коне над утесом, обрывающимся на север. Петербуржцы шутили, что Николай вечно гонится за Петром и не может догнать. На пьедестале из мрамора, красного порфира, красного финского и серого сердобольского гранитов — фигуры Правосудия, Силы, Веры и Мудрости, вооружение кавказских горцев, древнерусское оружие и оружие николаевской армии. По бокам постамента горельефы, изображающие четыре важнейших события николаевского царствования: подавление восстания декабристов, холерный бунт 1831 года, награждение Сперанского по случаю составления первого Свода законов (1832) и осмотр императором Воробьевского моста только что построенной железной дороги Петербург–Москва (1852).
Дальше к югу — самый широкий в городе (97 метров) Синий мост через Мойку. Современный вид он приобрел в 1844 году. На левой стороне в набережную врезан водомерный столб с трезубцем Нептуна. На нем отмечены уровни подъема воды во время значительных наводнений.
С юга площадь ограничивает Мариинский дворец. Большая часть императоров и великих князей женились на немецких принцессах, переезжавших в Россию. Великие княжны, напротив, уезжали, как правило, за границу к своим титулованным мужьям. Одним из немногих исключений была любимая дочка Николая, Мария Николаевна. Ее муж, сын Евгения Богарне (пасынка Наполеона) герцог Максимилиан Лейхтенбергский, переехал в Россию. Для этой супружеской четы придворный архитектор Штакеншнейдер и построил в 1844 году Мариинский в подражание флорентийским ренессансным палаццо. С 1945 года во дворце размещался городской совет. Муниципальные выборы в Ленинграде весной 1990 года привели к власти антикоммунистов, мэром был избран Анатолий Собчак, а сам город в июне 1991-го после референдума снова стал Петербургом. В ночь с 20 на 21 августа 1991 года на Исаакиевской площади, как и у Белого дома в Москве, собрались те, кто не хотел реставрации коммунизма. Сейчас в Мариинском дворце заседает городское Законодательное собрание (закс).
Массивное здание, занимающее целый квартал между Вознесенским и Адмиралтейским проспектами и Исаакиевской площадью, — дом князя Лобанова-Ростовского. Апартаменты этого богача и хлебосола построил Монферран. Позже здесь находились департаменты Военного министерства. На высоком крыльце, по обе стороны от входа в дом, расположены «львы сторожевые», на одном из которых герой «Медного всадника» Евгений пережидал наводнение. Тогда львов от Медного всадника ничто не отделяло. На месте партерного сквера вокруг памятника Петру и Адмиралтейского сада лежала огромная Адмиралтейская площадь, соединявшая Дворцовую, Разводную, Сенатскую и Исаакиевскую. Это огромное незастроенное пространство в центре Петербурга, «пустыни немых площадей» по словам Анненского, являло и одну из уникальных особенностей центра города, и часть основной градостроительной идеи — трехлучия главных городских магистралей, сходящихся к Адмиралтейству.
Попытки Петра создать регулярный город увенчались успехом лишь отчасти. Стихийная застройка, несмотря на жестокие указы, тихой сапой подрывала широкие градостроительные замыслы. В 1737 году, в царствование Анны Иоанновны, в Петербурге произошел разрушительный пожар, уничтоживший центр города. Именно он позволил заново проложить улицы и до конца осуществить восходившую еще к петровскому времени радиально-лучевую планировку континентальной части города. Комиссия о каменном строении, руководимая Бурхардом Минихом и Петром Еропкиным (характерно для того времени: первый через три года окажется в Сибири, второй будет колесован), проложила три луча, ориентированные на адмиралтейскую иглу: Невский проспект, Гороховую улицу, Вознесенский проспект.
В столице не хватало зелени, и в 1874 году Городская дума разбила несколько скверов, среди которых был и Александровский сад. Он значительно испортил замысел Миниха и Еропкина: деревья разрослись и заслонили главный фасад Адмиралтейства. В 1878 году в центре сквера установили фонтан — любимое место купания экс-десантников в день вдв. В 1880–1890-е годы вокруг фонтана водрузили бюсты русских классиков — Гоголя, Жуковского, Лермонтова, композитора Глинки — и памятник путешественнику Пржевальскому с лежащим у пьедестала навьюченным верблюдом. В 1996-м к ним прибавился бюст канцлера Горчакова.
Наводнение 1824 года
Рыбаки, жившие в устье Невы еще в шведские времена, предупреждали Петра и его царедворцев: каждые 5 лет в этих местах происходят страшные наводнения. Царь предупреждениями пренебрег, а ведь балтийские воды, которые гонят в Финский залив циклоны, создают в устье Невы нагон воды, являющийся одной из причин периодических наводнений.
У Горного института находится так называемый ординар — отметка среднего многолетнего уровня воды в Неве. Наводнением считается превышение ординара на полтора метра. За время, прошедшее с основания Петербурга, такое было уже около 300 раз. Самое страшное наводнение произошло 7 ноября 1824 года.
Утром горожан разбудила канонада: пушки Петропавловской крепости стреляли каждые четверть часа. Уровень воды повысился на 180 сантиметров по отношению к ординару. До 10 утра люди, однако, не воспринимали происходящее всерьез — пока вода неожиданно не начала подниматься. В полдень она хлынула на набережные и затопила весь город, кроме Литейной и Рождественской частей. Так Нева не поднималась никогда — ни прежде, ни позже: уровень воды был в этот день на 412 сантиметров выше ординара.
Александр Сергеевич Грибоедов, очевидец наводнения, писал: «В окна вид был ужасный: где за час пролегала оживленная проезжая улица, катились ярые волны с ревом и с пеною. Сама Нева против дворца и Адмиралтейства горами скопившихся вод сдвинула и расчленила огромные мосты — Исаакиевский, Троицкий и иные». Площади превратились в озера, улицы — в реки. По ним носились корабли и баржи, сорванные с якорей. Люди карабкались на крыши, барахтались в воде, цепляясь за доски, могильные кресты, обломки зданий. В подвалах Императорской публичной библиотеки плавали сомы. В хлевах и конюшнях погибли животные, и вода носила их раздувшиеся трупы. Александр I руководил спасательными работами из Зимнего дворца, окруженного со всех сторон бушующими волнами. В три часа дня вода неожиданно и быстро стала спадать. Утром ударил мороз, и многие спасшиеся от наводнения стали жертвой холода. Всего стихия уничтожила 462 дома, погибли 569 человек.